Links

ВОСПОМИНАНИЕ О ЖЕНЩИНЕ

Он был оградой грубой окружен,

Входить туда мужчинам запрещалось.

И нам, полубродягам, оставалось

Иной дорогой обходить заслон.

Мы находили тайные лазы

И, притаившись, буднично глазели

Туда, куда мы в помыслах летели

Из-под укрытий хвои и лозы.

Пляж шелестел, как на ветру палас

И вдоль него, как лунные медали,

Мерцали, полыхали и сияли,

Те существа, что забавляли нас.

В разнообразных позах, нагишом,

Между собой о чем-то тараторя,

Они лежали серебром у моря,

Во всем великолепии своем.

Нас разделяла зелени стена,

И было нам ни холодно, ни жарко.

Пока самозабвенною дикаркой,

Не появилась возле нас она.

Раскрыв от неожиданности рты,

Мы обалдело хлопали глазами.

Подобно изваянью перед нами,

Сверкало совершенство красоты.

Взойдя на зыбкий и песчаный вал,

Она стояла к нам полуспиною.

И легкий ветер летней теплотою,

Ее в своих объятиях ласкал.

Скрывая состояние свое,

Мы ощущали нежности истому.

Не по-мальчишески, а по-иному,

Смотрели мы на красоту ее.

И нам хотелось с трепетом в груди,

Воодушевляясь и любуясь ею,

Просить ее, волнуюсь и робея,

- Красавица, постой - не уходи.

А женщина не замечала нас

И нашего волнения не знала.

Она о чем-то о своем мечтала,

От света и прозрачности лучась.

И, растворяясь в солнечных лучах,

Не чуя, что поблизости творилось,

Как появилась, так она и скрылась,

Оставив нас, мальчишек, в дураках.

Давно мой чуб покрыла седина,

А все же до сих пор в моем сознанье,

Та женщина стоит, как изваянье,

Поэзии и торжества полна.

ТАНЕЦ ЖИВОТА

Наташе П.

В доме холостяцком, огрубелом,

Где с весельем дружит маята,

Ослепляя оголенным телом,

Ты танцуешь танец живота.

Н сижу, как Будда на топчане,

Не сижу, пожалуй, а лежу.

И шальное затаив дыханье,

На тебя восторженно гляжу.

Изгибаясь бронзовой дугою,

Предо мной ты вертишься юлой.

Дорожу я, женщина, тобою

И, увы, дрожу перед тобой.

Ты танцуешь ярко и крылато,

Улыбаясь, тянешься ко мне,

Чтобы я ладонью грубоватой,

Мог тебя погладить по спине.

И от этой пляски мелодичной,

Словно золоченные шелка,

Вьются эластично и пластично,

Груди, бедра и твои бока.

Женщина, колдунья, амазонка,

Наслажденья и любви дитя.

Ты хохочешь звонко, как девчонка,

Погружаясь в омут забытья.

Словно нет обмана и коварства

И как будто в этом мире ты,

Королева сказочного царства,

Ласковой мальчишеской мечты.

Я. сижу, как Будда на топчане,

Не сижу, пожалуй, а лежу.

И шальное затаив дыханье,

На тебя восторженно гляжу.

Ты мои преображаешь чувства,,

Обладаешь мной, как доброта.

Ибо ты поистине искусство,

Исполняя танец живота.

ЭКСПРОМТЫ

* * *

Записки, что в юности мне ты писала,

Сегодня я снова прочел в тишине.

И вспомнилось то, что давно миновало,

И стало печально от этого мне.

* * *

Ты быстро глаза опустила,

Стыдливо прикрылась руками.

Когда нас с тобой осветило

Встающее солнце лучами.

* * *

Сирень на дворе распустилась,

Волнуя своей красотой.

Сегодня мне ночью приснилось,

Что снова ты рядом со мной.

* * *

Упали на пол бусы и браслеты

И клипсы полукруглые твои.

Сегодня ночью снова до рассвета

Мы забывались в ласках и любви.

* * *

На дворе по-осеннему сыро и смутно,

Оголились поникших деревьев кусты.

А в квартире моей хорошо и уютно,

Потому что со мною находится ты.

* * *

Ночь была по-зимнему суровой

И была тревожности полна,

А в моей квартире бестолковой,

Находилась до утра Весна.

* * *

Мы в реку спустились по пояс

И начали в ней забываться.

А после купаясь и моясь,

Мы весело стали смеяться.

* * *

В саду за окном раздаются распевы

Скворцов, что сидят на березовой ветке.

А мы в одеяньях Адама и Евы,

С тобой, дорогая, лежим на кушетке.

* * *

Без любви большой и полновесной,

В наш бездушный и жестокий век,

Если говорить об этом честно,

Ничего не значит человек.

* * *

Ольге В.

Пространство нас с тобой разъединяет,

Как прошлое, оно покрыто мглой.

Ты кажешься таинственной звездой,

Что надо мной во тьме ночной сияет.

Но это лишь самообман пустой,

Ведь, чтоб любить пространство не мешает.

Меня твое девичество пугает,

Тебя пугает зрелый возраст мой.

В реальности, где мы имеем право,

Влюбляться и не меркнуть от тоски,

Как близнецы, по духу и по нраву,

Так мы с тобой, любимая, близки.

И если есть пространство между нами,

То в этом, видно, мы виновны сами.

* * *

З. X.

Пусть я не Данте, ты не Беатриче,

Но жил бы я на свете, как в раю,

Когда бы мир во всем своем величье,

Почувствовал взволнованность мою.

Но мир скрывает сам свое волненье

И, видимо, ему не до меня.

Во избежанье тленья и крушенья,

Спокойного он сам не видит дня.

Он стонет от насилия и гнета,

Его суровый разъедает быт.

Ему не ново, что влюбился кто-то,

Что кто-то от волнения горит.

Мир грезит о своем преображеньи,

И только ты поймешь мое волненье.

* * *

Т. М.

Кому из нас не искажает мненье

Хула и ложь житейской суеты.

Я думал, что любовь и увлеченье,

Одни и те же майские цветы.

Казалось - это только искушенье

И в том и в этом правила просты.

И от любви легко сбежать в кусты,

Но я ошибся, вынося решенье.

От этой лжи, от этой клеветы,

Как арестант, я ждал освобожденье,

Искал тебя сквозь беды и лишенья,

Я чувствовал, что все уладишь ты.

Слепому мне ты подарила зренье,

Я плачу от душевного волненья.

ДЕВОЧКИ

Им дела нет до женщин и старух,

Рожденные для песен и для шуток,

Они порой напоминают шлюх,

Порой напоминают институток.

Приемля жизнь доверчивой душой,

Которая реальности не знает,

Для них героем кажется любой,

Хотя любой героем не бывает.

И не нужна им скромность, не нужна,

Зеленые эстетки и кокетки,

Хмелеют от любви, как от вина,

Скрывая глупый возраст малолетки.

И в мире трескотни и суетни,

Где ждут их эти или те ловушки,

Они плюют на толки, что они

Нужны ребятам часто, как игрушки.

* * *

Марине К.

Минута, две... А времени так мало.

Возникла боль тяжелая в груди.

Еще немного и перрон вокзала

Локомотив оставит позади.

Нас много раз судьба разъединяла

И вот опять разлука впереди.

Смотри теперь на белый свет устало

И снова встречи долгожданной жди.

Жизнь не всегда жестока и сурова,

В ней все в дорогу дальнюю готово,

Шумит, мелькает... только замечай.

А ты молчишь, промолви же хоть слово,

Всего одно, всего одно лишь слово,

Промолви хоть такое, как "прощай".

* * *

Наташе П.

Зачем играть в игру пустую эту?

Обман не спрячешь под личиной фраз.

Ты, как мгновенье... Есть ты, есть и нету,

Сверкнешь в глазах и скроешься от глаз.

Как меркнет ум в минуты опьяненья,

Так меркнешь ты, не дорожа собой.

Мгновенье, ты пойми меня мгновенье,

Как женщину мне жаль тебя порой.

Что даст тебе твое непостоянство,

Ты с ним судьбы не обуздаешь высь.

Мгновенье, ты ли пища для мещанства,

Как женщину прошу: - остановись.

Поймешь ли ты, что глупо жить опасно,

Остановись мгновенье, ты прекрасно.

* * *

Как одалиска на любовном ложе,

Переливаясь, словно бирюза,

Она лежит на пляже без одежи,

Расслабив тело и закрыв глаза.

Красивая и стройная не в меру:

Она лежит на берегу морском.

Похожая на спящею Венеру

В блаженном одиночестве своем.

Мерцает ей галактики громада,

Зовет ее в объятия волна

И легкая июльская прохлада,

Колышется над нею, как струна.

Нахлынувшие сдерживая чувства,

Переступив приличие черту,

Как на шедевр античного искусства

Смотрю и я на эту красоту.

Ничто не чуя и не замечая,

Она одна в голубизне ночной.

Лежит у моря женщина нагая

И ею мир любуется земной.

* * *

0. Б.

Я знаю, что, откинув одеяло,

Сегодня ночью ты проснется вдруг.

Но только в этом толку будет мало,-

Отныне я тебе уже не друг.

Все то, что было меж тобой и мною,

Пускай теперь останется в былом

Когда вдвоем я остаюсь с тобою,

Ты часто вспоминаешь о другом.

* * *

Тамаре К.

Кольцо, что я купил тебе когда-то,

Теперь мало для пальца твоего.

И признаешься мне ты виновато,

Что больше вот не носишь ты его.

С годами мы становимся взрослее,

Но был бы счастлив и сегодня я,

Когда б оно мою сжимало шею.

Любовь моя и молодость моя.

* * *

Елене

По-гречески Елена - это свет,

А свет - противник темноты и тлена.

Сложил я этот в честь тебя сонет,

Красавица по имени Елена.

Пусть не всегда сбываются мечты,

Но не забуду я тебя отныне.

Ничем не уступаешь ты Богине -

Поэзии, любви и красоты.

Жизнь человека легкой не бывает,

Она трудна и горечи полна.

И кто в ней ярким светом не сияет,

Тому, как говорится, грош цена.

Тебе Елена, я на свете этом,

Сиять желаю самым ярким светом.

АКРОСТИХИ

Ты прекрасна, как шедевр искусства:

Амазонка с ласковой душой.

Нас любви соединили чувства,

Я и раб, и повелитель твой.

Суесловье злое отвергая,

И нелестным слухам вопреки,

Милая, тебе я посвящаю,

Акро-сокровенные стихи.

Красота твоя неотразима,

Образ твой вовек мне не забыть.

Восторгай, люби и будь любимой,

А иначе и не стоит жить.

* * *

Женщины приходят и уходит,

Сколько их простых и непростых.

До безумства нас они доводят,

Мы, мужчины, думаем о них.

Радужны амурные картины,

Нежности на них лежит печать.

Противоречивые мужчины,

Мы умеем женщинам прощать.

Мы умеем забывать былое,

Женщина нам кажется святой.

Ибо самолюбие мужское,

Меркнет перед женской красотой.

Дерзновенны те, что одержимы,

Не страшны им трудности... Хотя

Ум и красота несовместимы,

В сложностях земного бытия.

Забывая наши неудачи,

Мы грядущей радостью живем.

И нельзя нам поступать иначе,

Оставаясь с женщиной вдвоем.

До безумства нас они доводят,

Сколько их простых и непростых.

Женщины приходит и уходят,

Мы, мужчины, думаем о них.

* * *

Говорить о женщине не надо,

Как о зле и как о кабале.

Жизни неустроенной отрада,

Женщина прекрасна на земле.

И хотя мы ловче и сильнее

И сообразительней ее,

Женщина практичностью своею.

Наше возвышает бытие.

Потому что нет ее милее,

Ласковей, красивей и нежней,

В час, когда мы остаемся с нею,

Не скрывая радости своей.

Сколько в ней горения и света,

Что таит в своей душе она.

В мире, где благополучья нету,

Женщина поэзии полна.

Жизни неустроенной отрада,

Женщина прекрасна на земле.

И о ней нам говорить не надо,

Как о зле и как о кабале.

* * *

Волнуй меня мелодия любви,

Захлестывай волною полновластной.

И женщиной томительной и властной,

В свои объятья пылкие зови.

Твои аккорды бурные любя,

Пусть для тебя всегда я буду жертвой.

Поклонник твой и верный кавалер твой,

Я полностью завишу от тебя.

В своем весьма обыденном быту,

Я честью и достоинством рискуя,

Восторженно, как истину святую,

Твою воспринимаю красоту.

Ты будь со мной во сне и наяву,

Пока люблю я и пока живу.

* * *

Я ждал от свиданья большого событья,

Но ты не пришла на свиданье со мной.

И розы, что думал тебе подарить я,

Увяли и запах утратили свой.

* * *

Короче день, длиннее вечер,

Хрустит в арыке мертвый лист.

На проводах играет ветер,

Как на гитаре гитарист.

Нередко осень называют,

Порой дождливой и сырой,

А для меня она бывает,

Моей любимою порой.

Как подражательно и тихо,

Смолкает эхо вдалеке,

Когда, свиста в два пальца, лихо,

Скользишь на лодке по реке.

Полна величия природа,

Очарованью нет конца.

И солона, как будто сода,

На вкус последняя пыльца.

Преображая наши чувства,

Мир обнажается... И в нем

Есть очень много от искусства

И от всего, чем мы живем.

* * *

Плавают листья угрюмо,

В полузаросшем пруду.

Сколько о светлом не думай,

Грустно в осеннем саду.

Пасмурно и нелюдимо,

Хмурой погоды тоска.

Клочьями серого дыма,

В небе висят облака.

Кажется все пережито,

Цели пусты и трудны.

Краски осеннего быта,

Горьких раздумий полны.

Молча бреду по аллее,

Грусти своей не таю

И ни о чем не жалея,

Жизнь вспоминаю свою.

Где-то пластинка играет,

Звуки плывут и плывут.

Разве у вас не бывает

В жизни подобных минут.

* * *

В этом старом саду по-осеннему пусто,

Моросит только дождь и царит неуют.

И становится грустно от скрипа и хруста,

Что старинные липы порой издают.

Опустили деревья опавшие ветки,

Пахнет прелой листвой и сырою травой.

У похожей на терем дощатой беседки,

На разбитых перилах застыл перегной.

Где-то каркает ворон протяжно и хрипло,

Значит, скоро наступит ненастья пора.

К оголенным кустам облепихи прилипла

Занесенная ветром березы кора.

Поневоле осеннее время рождает,

Невесёлые думы о быте земном,

От которых нередко тревожно бывает

И с которыми мы в этом мире живем.

Сиротливо и грустно от скрипа и хруста,

В этом старом саду, что ветрами продут.

Где и ночью, и днем по-осеннему пусто,

Моросит только дождь и царит неуют.

* * *

Т.Б.

Налей в бокалы крепкого вина

И мы с тобой уже седыми стали.

На подоконник нашего окна,

Роняет осень золото печали.

Не отрываем мы от листьев глаз,

Что обреченно с веток опадают.

О том, что жизнь дается только раз,

Они печально нам напоминают.

Была пора, когда и мы с тобой,

Не думали, что время быстротечно.

Казалось нам той светлою порой,

Что наша юность будет бесконечной,

Как ярко озаряет небосвод,

Последний луч далекого заката.

Всему, всему приходит свой черед,

Природа это соблюдает свято.

На подоконник нашего окна,

Роняет осень золото печали.

Налей в бокалы крепкого вина,

И мы с тобой уже седыми стали.

ЭКСПРОМТЫ

* * *

Поникший куст еще цветущей розы,

Колеблет ветра слабого поток.

И лепестки печально, словно слезы,

На пожелтевший падают песок.

* * *

Ручей, помелевший от летнего зноя,

Уже не течет широко и бурливо.

Над ним, шелестя пожелтевшей листвою,

Печально склонилась плакучая ива.

* * *

Покрыты снегом горы и равнины,

Кругом безлюдно и белым-бело.

Смотрю на эти зимние картины

И на душе становится светло.

* * *

От тепла весеннего и света,

Ожила и старая осина,

Что растет у сломанного тына,

И землей покрытого кювета.

* * *

Глядя грустно на сугробы снега,

Что темнеют от тепла и тают.

Думаю о жизни человека,

Быстротечной и она бывает.

* * *

Засохшие ветки опавшей сирени

О доле печальной напомнили мне.

О том, что, по сути, мы жалкие тени,

Всех тех, что оставили след на Земле.

* * *

Пишу стихи во сне и наяву,

Точнее, и пишу и сочиняю.

Когда я этим занят, то живу

Иначе не живу, а прозябаю.

* * *

Когда крутой хапуга умирает,

То, уходя в иное бытие,

Наследникам своим он оставляет,

Крутое состояние свое.

Нет у меня крутого капитала,

Не совершал я тяжкие грехи.

И людям я оставлю очень мало,

Свое лишь имя и свои стихи.

* * *

Моя судьба по сути неприметная,

Нет ничего особенного в ней.

Зато, друзья, стихи мои запретные,

Давным-давно влекут к себе людей.

Они, как говорят мне, интересные,

Сердца и души могут согревать.

Поэтому и любят люди честные,

Мои стихи запретные читать.

* * *

Я иду дорогой очень трудной,

Хочется порой воскликнуть:- Баста!

Дует ветер холодно и нудно,

Я иду и заблуждаюсь часто.

Тяжело осознавать мне это,

Только ни о чем я не жалею,

Ибо верю: что дорогу к свету,

Вопреки всему я одолею.

ПУШКИН

Видно время дерзкое такое,

Жизнь, ты у меня на поводу.

Вспомнил я далекое былое,

Дней неповторимых череду.

Детство, ты беды не замечало,

Ты росло, шутя и гомоня.

И ребята нашего квартала,

Называли Пушкиным меня.

Пушкин, сочини стихотворенье...

И мгновенно на любой сюжет,

Я своим друзьям на удивленье,

Сочинял какой-нибудь куплет.

Горький сон напоминает это,

Детство, детство! Где твой идеал?

Имя гениального поэта,

Почему-то я не оправдал.

И не стоит говорить о прошлом,

О судьбе и о мечте своей.

Это может показаться пошлым,

В мире человеческих страстей.

В поисках не найденного средства,

Что зовется звонкою строкой,

Просто вспомнил я сегодня детство,

Сравнивая Пушкина с собой.

* * *

К черту все! Довольно! Надоело!

Зря упорствую, напрасно бьюсь.

Откажусь от этого я дела,

Навсегда, пожалуй, откажусь.

Нет ни передышки, ни отбоя,

Бестолковость цели и борьбы.

Как покоя нету от конвоя,

Так покоя нет и от судьбы.

То смиренье, то приспособленье,

Нет свободы - не было и нет.

Правда, вдохновенного горенья,

До сих пор не излучает свет.

К черту все! Довольно! Надоело!

Толки и продажные дружки.

Маята, которой нет предела,

Критиков надменные смешки.

Мишура и бестолочь затеи,

Так зачем же гнуть себя в дугу?

Я еще слесарничать умею,

Я еще монтажничать могу.

Откажусь! Немедленно и разом!

Образ жизни поведу другой.

Вот бы только согласился разум,

Сердце согласилось бы со мной.

МЭМЭНТО МОРИ

Когда-нибудь и я сыграю в ящик,

Не завершив намеченных работ.

И кто-то из людей руководящих,

Мою судьбу перебирать начнет.

Он все учтет! Невзгоды и утраты,

Мои ошибки и мои грехи.

Я слышу этот голос грубоватый:

Поэт слагал крамольные стихи.

О доле человеческой глаголя,

По жизни, как по лезвию скользя,

Он над собой не признавал контроля,

Писал о том, о чем писать нельзя.

Что думал он, оторванный от массы?

Куда смотрел, ущербный и чужой?

О, бремени насмешки и гримасы,

Забвение стоит передо мной.

Проходит время гулкое, как эхо,

Очередной рождая разнобой.

Уверенность становится помехой,

Свобода опошляется тюрьмой.

И кажется, что мир бурлит впустую,

Пути закрыты, цели далеки.

Но я живу и даже торжествую,

Врагам назло и смерти вопреки.

В борьбе за равноправие и счастье,

В успехах и победах бытия.

Есть и мое гражданское участье

И в этом жизнь посмертная моя.

* * *

Стукачи, стоящие у власти,

Бездари, хапуги и хамье.

Открывая рты свои, как пасти,

Осуждают творчество мое.

Им, живущим в серости позорной,

Наглым и надменным, как всегда,

Кажется пустой и смехотворной

Правда вдохновенного труда.

Я для этой беспардонной мрази,

Пошлой, титулованной, тупой.

Отщепенец, потерявший связи,

Со своей отеческой землей.

Не дает им, видимо, покоя,

То, что я, запретам вопреки,

С подлостью не прекращаю боя,

М пишу мятежные стихи.

Все халуи этим возмущены,

Только, чтоб не делали они,

Все равно на гибель обречены

Их пустые помыслы и дни.

И плевать на беды и запреты,

Что всю жизнь преследуют меня.

Трудно жили многие поэты,

Я горжусь, что так живу и я.

СТИХИ О СЕБЕ

Я - это я, и все же я - не я,

Поскольку я тех качеств не имею,

Которые весомостью своею

От прочих отличали бы меня.

Такой, как все, я тоже, как и все,

Несу свой крест. И радуюсь, и плачу.

И, между прочим, тоже что-то значу,

Вертясь в быту, как белка в колесе.

Ничто, увы, не отличает нас,

Одни заботы и одни понятья.

Я - это вы, и все мы, люди - братья,

Интеллигенты и рабочий класс.

"Один за всех и все за одного",

Недаром нас объединяет дружба.

И у меня, как и у вас, есть служба,

И я хозяин дела своего.

Но, о себе так много говоря,

Вам отдаю я, люди, предпочтенье.

Вы суть, моя, мое преображенье,

И все же я - не кто-нибудь, а я.

* * *

Поистине прекрасен результат,

Горбатого исправит лишь могила.

Мне говорят: - не лезь в калашный ряд,

Не всем дана уверенности сила.

Мечта моя! И это идеал,

Которому потребовались годы.

Я дерзости своей не рассчитал,

Одолевая сумрак непогоды.

Что ж! Каждому, как говорят, свое,

Готовое и к доблести и к бою,

Внушительно значение мое,

Я ровным счетом ничего не стою.

Да здравствует ирония судьбы!

Итак, существование в ажуре.

Я не гожусь для дела и борьбы,

Бунтарь и вольнодумец по натуре.

Нет ни огня, ни будущего дня,

Мое значенье не нужно природе.

Неволя опасается меня,

Я часто вспоминаю о свободе.

Застряла мысль тревожная в мозгу,

Финал печален: - петлю или пулю.

Я жизнь люблю, я перед ней не лгу,

А мне она показывает дулю.

Мне говорят: - Не лезь в калашный ряд,

Не всем дана уверенности сила.

И все-таки прекрасен результат,

Горбатого исправит лишь могила.

ЭКСПРОМТЫ

* * *

Нет у меня ничего в этом мире,

Кроме мечты в неуютной квартире,

Кроме лишений и кроме долгов

И пожелтевшей тетрадки стихов.

* * *

Я не буду проклинать ту женщину,

Что мою получку увела.

Просто грустно, что большую трещину,

Без получки жизнь моя дала.

* * *

Лежа на потертой раскладушке,

Размышляю о величье мира.

А в моей убогой комнатушке,

Неуютно, холодно и сыро.

* * *

Снова пусто внутри холодильника,

В комнатушке моей тишина.

Только слышатся тики будильника,

Жизнь поистине грусти полна.

* * *

А все же мне выпало много:

Ведущая к людям дорога,

Тяжелый удел работяги,

Веселый характер бродяги.

И, если я счастлив, то это -

Обманчивый жребий поэта.

ФРАНСУА ВИЙОН

Я всего лишь Франсуа Вийон,

Разве вы меня не узнаете?

Братья по борьбе и по работе,

К вам пришел я из былых времен.

Это я - бродяга и поэт,

Тот, кого враги оклеветали.

Чья судьба - романтика печали

И кому покоя в мире нет.

Как и вы - живое существо,

Вам несу я радостные вести.

Или, люди доблести и чести,

Потеряли вы со мной родство?

Я всего лишь Франсуа Вийон,

Человек раздолья и веселья.

Вольнодумство - горькое похмелье,

Нынче я свободой опьянен.

Вот они благие времена,

Это в прошлом бушевали страсти.

Я сегодня не противник власти,

Даже если эта власть грешна.

Как разумно трудится земля,

Колесо истории вращая

Вдохновенна жизнь моя простая,

В этом колесе верчусь и я.

Я всего лишь Франсуа Вийон

Не смотрите на меня влюблено,

Чтобы вас, как Франсуа Вийона,

Строгий не преследовал закон.

Чудеса творятся, чудеса

И предела им, пожалуй, нету.

Коль на всю огромную планету,

Ясные сияют небеса.

К вам пришел я из былых времен,

Вы меня за правду не судите.

Потому что в современном быте,

Я всего лишь Франсуа Вийон.

* * *

Пахнет хлоркой, гнильем и парашей

В этой вечно сырой полутьме.

Обеспеченней пайкой и кашей,

Нахожусь я в ташкентской тюрьме.

"Одиночка моя, одиночка"...

Не грусти и об этом не пой.

За решеткой продажная ночка,

За стенами суровый конвой.

И по фени не надо, не ботай...

Юность, юность... тебя уже нет.

Загорелся, блеснул позолотой

И погас моментальный рассвет.

От тебя ничего не осталось,

И пора миновала твоя.

Непутевою ты оказалась,

Бестолковая юность моя.

По пивным и по девкам гуляла,

Залезала в чужие дома.

Блатовала и в карты играла

И тебя завершила тюрьма.

И теперь я сижу в одиночке,

За крутые привычки свои,

А на воле весенние ночки

И поют о любви соловьи.

КАРЦЕР

В нем минуты медленно проходят,

Очень строгий внутренний режим.

И когда дубак к тебе заходит,

Должен мирно ты держаться с ним.

Пятый день я нахожусь в кандее,

Потому что гаду одному,

Надавал, как следует, по шее

И за то, что выбил зуб ему.

Словно вольный ветер на просторе,

В нем гуляет без конца сквозняк.

Потому что двери в коридоре

Держит не закрытыми дубак.

Очень душно в нем бывает летом

И довольно холодно зимой.

Освещенный чуть заметным светом,

Карцер пахнет гнилью и мочой.

Он напичкан вшами и клопами,

От которых некуда бежать.

Тяжело, особенно ночами,

В нем о воле думать и мечтать.

Я мечтаю о хорошей жизни,

Бедам и страданьям вопреки.

А по стенкам ползают, как слизни,

Червяки, мокрицы, пауки.

В мире мало теплоты и света,

Всюду ложь, жестокость и вражда.

И в сознанье человека это,

Оставляет след свой навсегда.

* * *

Как юношу бушующее море,

Волнуй меня свободы кутерьма.

Я много видел трудностей и горя,

Меня поэтом сделала тюрьма.

Я был когда-то безупречным малым,

Я вдохновенно и влюблено жил.

Меня считали даже идеалом,

Поскольку я оригинальным был.

И вот за то, что я любил свободу,

Что был подростком честным и прямым.

Пятнадцать лет в четырнадцать от роду,

Мне вынес подлый сталинский режим.

Меня хлестали на допросах плеткой,

Бросали после на булыжный пол.

Я задыхался, я дышал чахоткой,

Я знаю, что такое произвол.

Но вопреки лишениям и воли,

Запретам и контролю вопреки,

В сырых и мрачных камерах неволи,

Я о свободе сочинял стихи.

Стихи мне приносили озаренье,

Будили мысли о добре и зле.

Я верил, что придет освобожденье,

Что утвердится правда на земле.

Когда покину светлую природу

И погружусь песчинкою во тьму,

Скажите с грустью: - он любил свободу,

И был за это заключен в тюрьму.

* * *

Кусочком жести вскрыл себе я вены

И лег на пол бетонный и сырой.

Трагические лагерные сцены,

Сегодня вновь встают передо мной.

Сочится кровь из вен моих струями,

Я терпеливо на нее гляжу.

И, произвольно шевеля кистями,

По пояс голый на полу лежу.

Я молод был и был я заключенным,

Еще я мог довольно дерзким быть.

Чем подчиняться лагерным законам,

Разумней будет если вены вскрыть.

Темно и гулко в карцере зловонном,

В нем беззаконья царствует закон.

А я валяюсь на полу бетонном,

И постепенно погружаюсь в сон.

Смертельными не все бывают драмы,

Что происходят в строгих лагерях.

Я не погиб, зато остались шрамы,

От вскрытых вен на двух моих руках.

Давно уже забвением покрылись,

Те произвола и неволи дни.

Но вены на руках не залечились,

Еще болят, еще болят они.

* * *

Мне много горя выпало на долю,

Случилось то, чего я не хотел.

Я испытал все тяготы неволи

И произвола жуткий беспредел.

Но, несмотря на беды и лишенья,

Которые я в жизни повстречал,

Я своего не потерял значенья

И совести своей не запятнал.

Познавший много горечи и боли,

Пощады я не думаю просить.

Дана Всевышним мне такая доля

И ею я обязан дорожить.

* * *

В окно кандея майскими ночами,

Лукавства и томления полна,

Расплескивая темноту лучами,

Заглядывает полная луна.

Она напоминает о природе,

Где все благоухает и цветет.

Еще о том, что горечь на свободе

Развеется с годами и пройдет.

И, глядя на нее, я забываю,

Тревоги и страдания свои.

И думаю, волненья не скрывая,

О жизни, о свободе, о любви.

* * *

Судьба со мной жестоко поступила,

Об этом нелегко мне говорить.

Она меня везучести лишила,

Заставила не по призванью жить.

Еще она мне не дала свободы,

Но на нее не обижаюсь я.

За то, что часто беды и невзгоды,

Безжалостно преследуют меня.

Командуя, как заключенным мною,

Судьба мне много причинила ила.

И все же я горжусь своей судьбою,-

Она талант поэта мне дала.

* * *

Пусть больше не будет невзгод,

Раскинулся сумрак по свету.

Раскинулся, как небосвод,

Предела которому нету.

Тяжелый, удушливый, злой:

Он мутит погоду, как воду

И мглою, как будто тюрьмой,

Порочит святую свободу.

Оказать бы ему: - уходи,

Но сумрак услышит едва ли.

Застряла тревога в груди,

Тревога досадной печали.

Быть может когда-нибудь свет,

Достигнет поистине света.

Быть может, а может, и нет,

Грядущее выявит это.

А сумрак похожий на дым,

Сгущается, мечется, давит.

И свет наступленьем своим,

В тупик безнадежности ставит.

Он властвует и не дает,

По свету раскинуться свету,

И нормой становится гнет,

Простите мне истину эту.

* * *

Полыхает пламени полоска,

Темноте тюремной вопреки.

Полные торжественного лоска,

Не могу я сочинять стихи.

Не могу я быть благонадежным,

Не могу я гнуть себя в дугу.

В этом мире ложном и безбожном,

По-холопски жить я не могу.

Мой удел достоин осужденья,-

Человек, а не стою у дел.

Сроком обреченный на мученья,

Горек и тревожен мой удел.

Но, прекрасно понимая это,

Оставаясь перед злом в долгу,

С верой в разум будущего света,

О хорошем думать я могу.

Я могу наперекор лишеньям

Человечным и веселым быть.

Состоять под строгим наблюдением

И о кривде правду говорить.

Мне - закоренелому трудяге,

Вопреки неласковой судьбе,

Суждено оставить на бумаге,

Ласковую память о себе.

И неважно, что бывает жестко,

В одиночной камере моей.

Полыхает пламени полоска

И в свободу верится сильней.

* * *

Вторую ночь голодным волком воя,

Зверюга-вьюга не дает мне спать.

Пишу тебе из лагеря письмо я,

Моя судьбой обиженная мать.

Ты помнишь, как я пропадая где-то,

Неделями не приходил домой.

Как, мать, меня ругала ты за это

И как жалела ласковой душой,

Как, добрая, меня ты упрекала,

Из-за беспутной удали моей.

Ты упрекала, а сама рыдала,

Что отстаю я от других парней.

В горниле пекла, далеко от дому,

Среди таких же, как и я людей.

Теперь я понял, что всему былому,

Я был обязан глупости своей.

И здесь в тайге угрюмой и суровой,

Где круглый год лежит земля в снегу,

Поэтому в мечтах о жизни новой,

Вторую ночь уснуть я не могу.

Я, вспоминая время роковое

И свой опасный и неверный путь,

Я не жалею, что прошло былое,

Которого я не хочу вернуть.

Пищу тебе из лагеря письмо я,

Моя судьбой обиженная мать.

А за бараком лютым волком воя,

Зверюга-вьюга не дает мне спать.

* * *

Несмотря, что счастья нет,

Что трудны условья быта,

Я смотрю на белый свет,

Дружелюбно и открыто.

Все меня волнует в нем ,

С ним во многом я согласен.

Ибо мир, где мы живем,

Не банален, а прекрасен.

И не надо говорить,

Что земная жизнь убога.

Просто нужно, то любить,

Что дано тебе от Бога.

* * *

Все у нас однообразно,

Все стандартно и банально.

Наше общество заразно,

До предела аморально.

В нем живут и процветают,

Те, что совести не знают.

Люди честные страдают,

Не живут, а прозябают.

Управляет нами, видно,

Сила мрачная и злая.

Очень грустно и обидно,

Что судьба у нас такая.

* * *

Когда-нибудь за стопкой водки,

Под шум житейской кутерьмы.

Я вспомню страшные решетки

И стены мрачные тюрьмы.

Я вспомню камеру сырую,

Под круглой цифрой номер сто.

Где против кривды протестуя,

Терпел я горе ни за что.

И в этом горьком состояньи,

Предстанут вновь передо мной.

Моя тоска, мои страданья,

Несправедливый жребий мой.

Я все припомню. Снова, снова,

Открыв без шороха волчок,

Меня прощупает сурово,

Надзора жалящий зрачок.

Опять увижу я кормушку,

Грязь и окурки на полу.

Баланду, кислую горбушку,

Парашу ржавую в углу.

На нарах царствующих урок,

Сходящих фраеров с ума.

Продажные дворы прогулок,

Все то, чем славится тюрьма.

Я замечтаюсь о тяжелой,

Тревожной юности своей.

Порой наигранно веселой,

В печальной сутолоке дней.

И если вдруг, махнув рукою,

Проснусь от этого я сна,

То эту стопку с водкой злою,

Я залпом осушу до дна.

Зачем нужны мне эти грезы,

Что человека гнут в дугу?

Воспоминания - не слезы,

Но жить без них я не могу.

ТАЙГА

Тайга: тайга, бескрайняя тайга,

Ненастный день напоминает сечу.

Откроешь дверь - горластая пурга,

Бросается, как зверь тебе навстречу.

Нас очень много волевых людей,

Несущих крест жестокости и гнета.

Приехавших по милости властей,

Сюда в тайгу, где сосны и болота.

О, мужество - ты лишено чудес,

В реальности суровой и убогой.

Мы валим лес, мы просто валим лес,

На нашу долю выпало немного.

И если вьюга - нас ведут в барак

И вот, ругая стерву непогоду.

Мы, чтоб забыться курим злой табак

И пьем чифир из кружек, а не воду.

А где-то песни громкие поют

И грустно нам становится порою,

Что здесь царит угрюмый неуют,

Что время нас обходит стороною.

Веселый свет - несправедливый свет,

Он постоянен только для кого-то.

Там, где условий для веселья нет,

Там человека радует работа.

И пусть сейчас не говорят о нас,

Пусть наша доля - это доля зэка.

Но и для нас придет свободы час,

Мы не теряем чести человека.

Откроешь дверь - горластая пурга,

Бросается, как зверь тебе навстречу.

Тайга, тайга, бескрайняя тайга,

Ненастный день напоминает сечу.

МОНОЛОГ БРОДЯГИ

И все-таки я этот мир приемлю,

Хотя и нет благополучья в нем.

Он безвозмездно подарил мне землю,

Сказал: живи и будь моим творцом.

Дымились годы дымовою тягой,

Я не учел напутствия его.

За это он прозвал меня бродягой

И вычеркнул из списка своего.

И с той поры мне утешенья нету,

Так гонит ветер парус к берегам,

Так гонит мир меня к добру и свету,

Я нынче здесь: а завтра буду там.

В крутой и многоликой суматохе,

Где царствуют хаос и неуют,

Я попадаюсь на глаза эпохе,

Когда меня в милицию ведут.

Меня готовы вытряхнуть из шкуры,

За то, что по манерам и лицу,

Я уличаю подлые натуры,

Плюю в глаза довольному дельцу.

Как будто это гнусно и преступно,

Свобода - мать! Пойми меня, пойми!

Я не мечтаю о карьере крупной,

Мне и с простыми весело людьми.

Продажный и порочный в руководстве,

Готовый на коварство и разбой,

Гигантский мир м всем своем уродстве,

Лежит, как на ладони предо мной.

И вижу я позорное крушенье,

Всех этих Богом проклятых идей.

Во мне бурлят высокие стремленья,

Замученных в темницах бунтарей.

О, время, время! Где твоя отвага,

Где голос твой и где твои черты.

Я к этому привык, ведь я бродяга,

Но как, ответь мне, это терпишь ты?!

ЭКСПРОМТЫ

* * *

Тяжелые лишенья и невзгоды,

Испытывает в жизни человек.

Рождается на свет он для свободы,

А существует в нем он, словно зэк.

* * *

Реальность, которая нас окружает,

Полна пестроты и земной суеты.

И грустно, что в ней очень мало бывает,

Свободы, правдивости и доброты.

* * *

Можно человека обесславить,

Можно обмануть и осудить.

Но нельзя, нельзя его заставить,

По земле на голове ходить.

* * *

Жизнь людская - тоже лотерея,

Много непредвиденного в ней.

Нахожусь я в лагерном кандее,

Где о доле думаю своей.

* * *

Как медленно тянется время,

Невольно приходит на ум,

Что жизнь - это тяжкое бремя,

Что мир - это лагерный трюм.

* * *

И стало тревожно и больно ему,

Слеза по щеке покатилась упрямо.

А все потому, что сегодня в тюрьму

К нему на свиданье пришла его мама.

* * *

Падает снег пушистый,

Смотрю из окна неволи,

Свое вспоминая детство,

Туда, где в снежки играют

И лепят снежную бабу,

Вольно живущие дети.

* * *

А. Ф.

Жизнь не бывает легкой у поэта

Она ему для творчества дана.

Поэт сторонник доброты и света

И жизнь его опасностей полна.

Одолевая косности преграды,

Коварства и бесправья времена,

Поэт не просит у судьбы пощады,

Какой бы горькой не была она.

Другой пошел бы по тропе лакея,

Не выдержав превратностей судьбы,

А у поэта жребий Прометея,

Его судьба - история борьбы.

Поэту чужды титулы и званья,

Они позорят и гнетут его.

Бунтарь и вольнодумец по призванью,

Поэт душа народа своего.

Идет дорогой он тревожной к свету,

Другой дороги у поэта нет.

Поэтому и трудно жить поэту,

Но он живет, на то он и поэт.

* * *

В. Л.

Поэтам достаются потаскухи,

Поэтому когда поэты пьют,

То пьют они не ради показухи,

Уют поэта - это неуют.

Обыденность не знает постоянства,

Вражда и дружба, радость и тоска.

Не потому ль от трезвости до пьянства,

Короче воробьиного прыжка.

Ах, как безвольна капля в океане,

Планета - хаос. Время - пестрота.

Поэтов заменили каторжане,

Чья совесть перед истиной чиста.

И в этом нет словесного бальзама,

Слова пусты, когда они слова.

Житейская трагическая драма,

Похожа на комичность торжества.

Дурея от горенья, как от водки,

Поэты пьют, поэты не поют.

И неустройство в образе кокотки,

Висит у них на шее, как хомут.

ПЕРСОНАЖИ КЛАССИКИ

Кокотки, педерасты, сутенеры,

Бродяги, алкоголики, шуты.

Трактирщики, лакеи, мушкетеры,

Принцессы, соблазнители, плуты.

Сенаторы, министры, депутаты,

Дельцы, приспособленцы, ловкачи.

Картежники, разбойники, пираты,

Чиновники, агенты, стукачи.

Рабочие, крестьяне, наркоманы,

Банкиры, фабриканты, куркули,

Солдаты, полководцы, атаманы,

Князья, маркизы, графы, короли.

Художники, актеры, музыканты,

Ученые, помещики, купцы,

Писатели, поэты, спекулянты,

Подонки, проходимцы, подлецы.

Мещане, обыватели, плебеи,

Воры, убийцы, сводники, жулье.

И, наконец, цыгане и евреи,-

Вот персонажи вечные ее.

* * *

Эренбург, Маршак и Пастернак,

Если говорить об этом здраво,

Верными рабами коммуняк,

Были и по духу, и по нраву.

Кровожадный сталинский режим,

В лагеря и в тюрьмы их не прятал.

Он терпимо относился к ним

И довольно широко печатал.

Названные эти имена,

Восхваляли подлые порядки.

Зла и мракобесья времена,

Прожили в уюте и в достатке,

А сегодня все совсем не так,

О поэтах этих говорится.

Будто бы они клеймили мрак

И со злом не прекращали биться.

Осуждали опостылый быт,

Честно и работали и жили.

И никто о том не говорит,

Что они доносчиками были.

* * *

Якубу Х.

Они поют под звон гитары,

Свои банальные куплеты.

Самодовольные фигляры,

Весьма надменные эстеты.

И хоть грешат их выступленья

Вульгарностью и словоблудьем,

Они - глаза мозоля людям,

Имеют все-таки значенье.

О них судачат, пишут, спорят,

Газеты, радио, столицы.

Как подражатели им вторят

И грезят как о них девицы!

Какой размах, какая поза,

Какие жесты и манеры.

И видит в них героев проза -

Однообразной атмосферы.

Так и живут они на свете,

Отряды геев пополняя,

Житейских трудностей не зная,

Эстеты и фигляры эти.

А ты, творец добра и света,

Терпи лишенья и невзгоды.

Твой голос чести и свободы,

Услышит в будущем планета.

Где разум ложью перегружен

И где открыт простор потемкам,

Там правды нет... И труд твой нужен

Твоим сознательным потомкам.

* * *

Художник аморален, если он

Зовется незаслуженно народным,

Считает несвободный мир свободным

И вторит словоблудью в унисон.

Он конъюнктурщик или дилетант,

Халтурщик не внушающий доверья.

Коль подло перед правдой лицемеря,

На бестолочь меняет свой талант.

По жизни, как по лезвию скользя,

Он может быть повесой и бродягой,

Но стукачом, подонком и делягой

Художнику по духу быть нельзя.

Как гражданин преградам вопреки,

Упорно верит в торжество свободы,

Так и художник через все невзгоды,

Обязан верить в мощь своей строки.

Он первооткрыватель и борец,

Грядущего сознательный заложник.

Вот суть его, на то он и художник,

Добра, простора, разума - творец.

* * *

Поэт и шалашовка... между ними,

Большого сходства не было и нет.

Любой живет законами своими,

Тем более кокотка и поэт.

И все ж, не глядя на различье это

Парадоксален в целом белый свет.

В нем жить не может шлюха без поэта,

Как без нее не может жить поэт.

Сравненья эти, может, и нелепы,

Но наша жизнь по сути такова.

Распутными бывают и вертепы

И светлые дворцы для торжества,

Все в этом мире переплетено,

И в целое одно превращено.

ЭКСПРОМТЫ

* * *

Он поэт от Бога,

Жизнь его - борьба.

Не судите строго,

Божьего раба.

* * *

Запев приходит сам собой,

За стопкой у поэта.

Потом запой, потом застой

И смотришь - песня спета.

* * *

Памяти В.Л.

Напоминает пусть могила эта,

О том, что у людей бессмертья нет.

Его судьба была судьбой поэта,

Он жил, творил и умер, как поэт.

* * *

Он славил негодяев дело,

Был изворотлив по-чертовски.

Глашатай лжи и беспредела -

Приспособленец Маяковский.

* * *

Лимонову

Он поганый, как паршивый гад,

Хочется меж глаз ему заехать.

Негры отмечали его в зад

И давали член ему почмокать.

Посадить бы на кукан его,

Чтобы он с привычками расстался.

Не сосал бы член ни у кого

И, как шлюха в зад не отдавался.

Но как прежде отдается он

И людских не признает законов.

Педераст и штопанный гандон,

По кликухе - Эдичка Лимонов.

* * *

Бродскому

Гундось по-иудейски шнобелем

И сочиняй по-идиотски.

И будешь ты "отмечен" Нобелем,

Как рифмоплет, Иоська Бродский.

* * *

Эдуарду Багрицкому

Сквозь огонь и дымные завесы,

Ты, покинув нищенский квартал,

Праздной и обыденной Одессы,

К своему бессмертию шагал.

Путь готовил для тебя ловушку,

Думалось, шагалось нелегко.

Чтоб случайно не попасть на мушку,

Надо было видеть далеко.

Надо было верить в наступленье,

Трезво мыслить, яростно дерзать.

Прежний мир испытывал крушенье,

Новый начинал существовать.

Кто легко в тяжелую годину,

У развилки скрещенных путей,

Сможет сердцем ощутить картину,

Будущих неощутимых дней.

И куда нога твоя ступала,

Там, сметая начисто гнилье,

Песней вдохновенной клокотало,

Мощное дыхание твое.

Ибо не тропинкою убогой

И не стежкой ровной, как паркет,

А тревожной фронтовой дорогой,

Ты шагал в бессмертие, поэт.

О, ЭТИ НЮ....

Сухробу М.

Красавица, усевшись полубоком,

На твердый и приземистый топчан,

Глядит в трюмо завороженным оком

И видит в нем свой оголенный стан.

На этом ложе, произвольно лежа,

Скучает дама, косы распустив.

Она, как северянка белокожа

И вид ее красив и горделив.

Купается под душем эфиопка

Блаженно погружаясь в забытье.

А на скамейке, как охапка хлопка,

Лежит белье нательное ее.

У этой грудь обнажена крутая,

И крупные набухшие соски,

Пунцовое сиянье излучая,

На медные похожи пятаки.

А та, что развалилась на кушетке,

В своем весьма прозрачном неглиже,

Подобна шаловливой малолетке,

Хотя по сути женщина уже.

Спит на боку усталая Венера,

Вся голая от головы до пят.

И, как надежда, как любовь и вера,

Три грации задумчиво стоят.

О, эти ню... Пропойцы и бродяги,

Отбросив прочь заботы и дела,

На мешковинах и кусках бумаги,

Писали эти женские тела.

Они, терпя лишенья и невзгоды,

В своем суровом и крутом быту,

Во имя и от имени свободы,

Изображали эту красоту.

Мятежники по духу и натуре,

Искусства и культуры знатоки,

Они творили вопреки цензуре

И мишуре житейской вопреки.

Над ними тьма кружила вековая,

Тоской неволи наполняя дни,

Но, жизнь свою искусству посвящая,

В свое призванье верили они.

И нет сегодня в мире человека,

Который бы не понимал вполне,

Рисунков Модильяни и Лотека,

Портретов Ренуара и Мане.

Как много в них поэзии и света,

Душевной доброты и теплоты.

О, эти ню... Неповторимость цвета

И правды обнаженные черты.

СТИХИ РАЗНЫХ ЛЕТ

Посвящается племяннику

Эдуарду Багирову

* * *

Я долго дожидался торжества,

В борьбе тяжелой пролетали годы,

Освобождались от оков народы,

Меняла жизнь основы естества.

И вот настало это торжество

И высота, которая пугала,

Сегодня близкой и доступной стала

И обрела с душой моей родство.

Я отстоял призвания права,

Достиг того, о чем подолгу грезил.

Смотрите, люди, как я нынче весел,

Я вам желаю тоже торжества.

О, торжество живого существа,

В быту и в жизни ты всему основа.

И если ты поистине сурово,

То ты сурово ради торжества.

* * *

Опять пусты мои карманы:

В них не звенят и пятаки.

Прощайте бары, рестораны,

И вы, кафе, и кабаки.

Лежу с похмелья на топчане,

Держу в руке воды бокал

И вспоминаю, как в тумане,

О том, как я вчера бухал.

Эх, лучше бы привел я "телку"

И с нею бы любовь крутил,

Чем с кем попало и без толку,

Все, что имелось, прокутил.

И вот теперь лежу с похмелья,

На неудобном топчане.

В квартире, что подобна келье,

И очень тяжко, тяжко мне.

А за окном и за дверями,

Тепла и радости полна,

Пьянит цветущими кустами,

Любвеобильная весна.

ПЕСНЯ О ГУТАЛИНЧИКЕ

Дайте, братцы, мне вина графинчик,

Выпью я немного и спою,

Вам про то, как Еська Гуталинчик,

Залил кровью родину мою.

Тихий, осторожный, неприглядный,

Еська с виду не свирепый пес.

Но в душе он самый кровожадный,

Живодер, бандит и кровосос.

Всю страну покрыл он лагерями,

Жизнь людскую превратил он в ад.

Еська издевается над нами,

А ему за это лижут зад.

Вот портрет верховного партийца,

Он во всем садист и мизантроп.

Если только ты не кровопийца,

Для партийца ты тогда холоп.

Дай мне Бог высокого полета,

Дай мне силы для борьбы моей.

Чтоб я смог избавиться от гнета,

Вот таких, как Еська палачей.

МЕЛОДИЯ МАСТЕРСТВА

Образуют стружки-завитушки,

Бугорки, хрустящие у ног.

Неспроста, не ради безделушки,

Человек сосредоточен, строг.

Труд рождает яркие картины,

Посмотрите, как умело он -

Этот человек... Из древесины

Выделяет музыкальный звон.

Гулко под пилой гудят детали,

Звонко планка воет от резца.

Вы, наверно, сами замечали,

Как поет работа у творца.

Мастерство - весомое понятье,

Мастерством гордиться не грешно.

Мир огромный распростер объятья

И влечет, как золотое дно.

Человек! Хвала тебе и слава,

В многозвучном гуле бытия,

Горяча, сильна и величава:

Трудовая музыка твоя.

Время! И гремит она по свету,

Рушит горы, пробивает тьму.

Вот бы это мастерство поэту:

Вот бы эту музыку ему.

* * *

Над человеком часто,

Реальности назло,

Злорадствует горласто,

Обыденное чло.

Цинично и публично,

Распространяя муть,

Оно довольно зычно,

Его порочит суть.

И человек от воя,

Обыденного зла,

Случается порою,

Лишается тепла.

Но как бы не скулило

И чтобы не плело,

А все-таки не сила,

Обыденнее зло.

И человек упорно,

От имени тепла,

Уничтожает зерна,

Обыденного зла.

Творец добра и света,

Преображая быт,

Он человек, а это

О многом говорит.

ДЕНЬГИ

Почтенный дядя тучный и понурый,

С мясистым носом красным, как морковь.

В любовь играет с малолетней дурой,

Поскольку дуре платит за любовь.

Используя весомость положенья,

Командуя парадом, как тиран.

Свои, увы, пустые сочиненья,

Печатает редактор-графоман.

Весьма убог духовный мир кретина

И вообще кретину грош цена.

Но у кретина дача и машина

И, между прочим, верная жена.

Самодовольный и тупой не в меру,

Без нескольких минут лауреат.

Блаженствует и делает карьеру,

Ученый, совершая плагиат.

Жена министра, как в угаре пьяном,

Оставив дома мужа и детей,

Летит на юг с любовником-болваном,

Который нужен для забавы ей.

Красавица зависит от урода,

Над честным усмехается подлец.

И видит безответственность исхода,

Погрязший в преступлениях делец.

И это все - продажа и нажива.

Обман и подлость, взятка и кредит.

Все это - громогласно и правдиво,

О мошной силе денег говорит.

* * *

Люди ударяются в коммерцию,

Жить желают жизнью деловой.

Заменяя действием инерцию,

Люди быт устраивают свой.

Но, увы, не обладая опытом,

В деле, на которое идут.

Люди терпят крах, подобно роботам,

Создавая для себя уют.

Между ними возникают разные,

Диспуты о зле и доброте.

Люди в целом очень несуразные.

Безразлично - эти или те.

Лицемерят, ссорятся, ругаются,

Изменяют близким и друзьям.

Люди существами называются

И живут, подобно существам.

Нет у них взаимного доверия,

Веры нет и постоянства нет.

Люди, как дешевая материя,

Постепенно свой теряют цвет.

И, наверно, надо быть мечтателем,

Чтобы удивляться, почему,

Люди подражают обывателям,

Изменяя долгу своему.

Заменяя действием инерцию,

Жить, делая жизнью деловой.

Люди ударяются в коммерцию,

Люди мир обкрадывают свой.

НАДЕЖДА

И пусть она не каждому дана,

Но там, где цель, там рядом и надежда.

Надежда греет - добрая она

И все-таки надежда - не одежда.

Ее не комбинируют, как нить,

Дешевого и модного наряда.

Надежду недостаточно любить,

Беречь ее от угасанья надо.

Когда метет житейская метель

И человеку тяжело бывает.

Надежда, как его большая цель,

Шагать ему по жизни помогает.

Она ведет уверенно вперед,

Как сила воли, как непримиренье.

И кто с надеждой к цели не идет,

Тот неизбежно терпит пораженье.

Мне без горенья не прожить и дня

И сам я весь, как искорка в тумане.

И, если есть надежда у меня,

То это вы, друзья мои - земляне.

ЗВЕЗДЫ

Вы светите владыкам и рабам,

Таинственно мерцая с небосклона.

Тот или этот звездочет влюбленно,

О вас часами грезит по ночам.

Рассеивая сурмачности дым,

Вы путника ведете по дороге.

К невинным проникаете в остроги,

Напоминая о свободе им.

Давным-давно уже сошли на нет,

Былых времен волненья и событья.

А вы горите высоко в зените,

Как и горели миллионы лет.

И, предвещая новую зарю,

Несете свет сквозь мрачность непогоды.

На вас глядят взволнованно народы

И я на вас задумчиво смотрю.

Мне с вами не сравняться и вовек,

Меня величьем жизнь не наделила.

Вы звезды, вы гиганты, вы светила,

Но вы не люди, я же человек.

МИР

Былинный, старинный, целинный,

Не будущий, а настоящий.

Гудит он, как улей пчелиный,

На этой земле восходящей.

Судача, батрача, левача,

Грустя в тишине и в тревоге,

Плетется действительность-кляча,

Устало по старой дороге.

Ограды, блокады, снаряды,

Слепая погоня за модой.

Но нет ему высшей награды

Чем та, что зовется свободой.

То ноши, то броши, то гроши,

Все то, что уже не годится.

А ясности ветер хороший,

Не мчится к нему, не стремиться.

На этой земле восходящей,

Не будущей, а настоящей,

Гудит он, как улей пчелиный.

Былинный, старинный, целинный.

НАСТРОЕНИЕ

В этом веке борьбы и горенья,

Образованном, но неустроенном.

Помогает во многом порою нам,

Наше собственное настроение.

Настроение! Здорово! Надо же!

Мир бурлит, как целебная скважина.

Потому что в нем нету преград уже,

Все открыто, доступно, налажено.

Жизнь приветлива и замечательна,

Человечны ее созидатели.

Ибо вывелись в ней окончательно,

Подлецы, негодяи, предатели.

Труд лишен мишуры и банальности,

Нет нахлебников и угнетателей.

В дерзновенных порывах реальности,

Утвердились идеи мечтателей.

Обновилась обыденность куцая,

Решены в ней для блага условия.

Нет преступности и проституции,

Аморальности и пустословия.

Справедливость во всем и решительность,

Бескорыстны людские стремления.

Вот какая сегодня действительность,

Настроение... настроение...

ЭКСПРОМТЫ

* * *

Как тяжко сознавать,

Что мы живем убого,

Имея дар от Бога,

Творить и созидать.

* * *

Человек - это тот,

Кто поистине знает,

Для чего он живет

И зачем созидает.

* * *

Одинокий, убогий, угрюмый,

И просящий копейку калека,

Порождает тяжелые думы,

О печальной судьбе человека.

* * *

Нашим миром горьким и несчастным,

Правят неустроенность и ложь.

Но, когда встречаешься с прекрасным,

Веришь, что не зря ты в нем живешь.

* * *

Много зла, жестокости и горя,

Мы встречаем на веку своем.

Мир бурлит, как штормовое море,

В нем хорошим надо быть пловцом.

У МОГИЛЫ МАМЫ

Стою у надгробия мамы своей,

Кладу на плиту незабудки и розы.

И чувствую, как все сильней и сильней

Текут по щекам моим крупные слезы.

* * *

Я возьму многострунную лиру мою

И правдивую песню о жизни спою.

Про любовь и свободу спою я народу,

А еще про нелегкую долю свою.

* * *

За окном безлюдие и тьма,

Дует ветер холодно и нудно.

Жить на свете человеку трудно,

Но зато легко сойти с ума.

* * *

А бессмертия нет в нашем мире чреватом,

Надо честно и правильно век свой прожить.

Будь ты хоть всемогущим и очень богатым,

Все равно вечной жизни не сможешь купить.

* * *

Можно человека не любить,

Можно жить и гнуться перед чином.

Можно, можно тем и этим быть,

Но тогда нельзя быть гражданином.

ДЕЛЬЦЫ И ХАПУГИ

Дельцы и хапуги бывают скупыми,

Сердечной они доброты лишены.

Деньгами ворочая очень большими,

Дельцы и хапуги духовно бедны.

Они спекулируют, грабят, воруют,

Законов и честности не признают.

Культурные знания их не волнуют,

Дельцы и хапуги на это плюют.

Зато их волнуют посты и награды,

Все то, что легко они могут купить.

Дельцы и хапуги коварны, как гады,

За деньги готовы друг друга убить.

Они отвратительны и безобразны,

Хотя и сверкают на них жемчуга.

Больны эти люди, больны и заразны

И жены нередко им ставят рога.

Дельцы и хапуги пьют лучшие вина

И самые вкусные блюда едят.

Они это делают важно и чинно,

А после подолгу в сортирах сидят.

Им часто ужасные снятся кошмары,

Дельцы и хапуги тревожно живут.

Преследуют их роковые удары,

От них богачи преждевременно мрут.

Хитры и порочны они от природы,

Заботятся только о собственном я.

Дельцы и хапуги по сути - уроды,

Уродством страдает у них и семья.

Надменно-тупы и трусливо-отважны,

Дельцы и хапуги всю жизнь свою лгут.

Они, как дешевые шлюхи продажны,

Во имя наживы и мать продадут.

О мир беспредела, обмана и блядства,

Рождая и сея повсюду вражду,

Ты людям поганым приносишь богатства,

А людям хорошим печаль и беду.

СТИХИ О ВОСТОЧНОМ БАЗАРЕ

Вращая вороватыми зрачками,

Невзрачны и приземистый огуз,

Кричит вдогонку миловидной даме:

- "Эй, парышна, купай мая арпуз".

А это вот надменный и носатый,

Отъев весьма вместительный живот,

Базаров многолюдных завсегдатай,

Грузин свои лимоны продает.

- "Вазмы, кацо, матри какой хороший,

Такой ламон нэ гдэ ти нэ базмош".

А сам считает, ухмыляясь, гроши

И прячет эти гроши в макинтош.

А вот лагманщик с ликом полусонным,

Жуя насвай и гладя свой курсак,

Над казаном кейфует прокопченным,

Готовя не лагман, а бешбармак.

Тупой, самодовольный, фамильярный,

Лагманщик обтекаем, как пузырь.

- "Салям алейкам, килинар пазарный" -

Бубнит ему какой-то пьяный хмырь.

А этот лупоглазый баласонок,

Тщедушный и беспомощный на вид,

Поставив таз огромный на бочонок:

- "И ест манта, и ест манта" - вопит.

А в стороне, упавший на колени

И расстелив перед собой палас

Под кутерьму горластой дребедени,

Скуластый тип читает свой намаз.

-"Аллах Акбар"... И что-то в этом роде,

Он обалдело в нос себе гундит.

А рядом с ним, как тыква в огороде,

Его чалма пузатая лежит.

Здесь перекупщик, пасмурный детина,

Предвидя верный куш от барыша,

Несет урюка грузные корзины,

Отрывисто и тяжело дыша.

Похожий на растяпу-остолопа,

Жилец днепровских хуторов и сел,

Перед горой редиски и укропа,

Стоит, пришедший на базар, хохол.

Он старика в тельпеке вопрошает,

- "Цебуля е, бабай, али нэма ?"...

Бабай хохла, увы, не понимает

И на вопрос бурчит ему: "Ныма".

Здесь бойко спекулирует цветами,

Хвастун по нраву и лентяй в труде.

Азербайджанец с мутными глазами,

Которого зовут Ибат-заде.

Пучки гвоздик и хризантем букеты,

В доходный превращая капитал,

Он - негодяй отпетый, но на это,

Ибат-заде, как говорят, плевал.

Рассыпав кос плетеные бичовки,

Подкрасив брови жгучею сурьмой,

Здесь злые и сварливые торговки,

Зовутся по-восточному апой,

- "Продай, апа, бесплатно помидоры" -

Гогочет белобрысый шалопай.

Апа в ответ: - Ней надам раскапоры,

Мая сапсэм твая непанимай"...

Здесь прототип доносчика Иуды,

При помощи зубила и клещей,

Корпит над грудой сломанной посуды,

Жестянщик и лудильщик иудей.

Напоминая внешностью куркуля,

И беспардонный, словно троглодит.

- "О, пожи мой, как смьяли ви каструля" -

Он нараспев клиенту говорит.

Здесь толстозадой и грудастой Дашке,

Здоровый и упитанный, как бык.

- "Хатыш ти лашка свежая барашка?" -

Мычит на ухо армянин-мясник.

А в чайхане, держа у рта пиалы,

Гда ханствует чайханщик Базар-бай.

Как мумии сухие аксакалы,

Пьют заваренный на кукнаре чай.

Покрытый ржавой окисью окалин,

Открыв, как пасть корявозубый рот,

Полухмельной и жилистый татарин,

- "Тайчу нажа",- как бешеный орет.

- "Биритя рисса" - голосит кореец,

- "Джахсы кумыс" - блаженствует казах.

Здесь в шортах и панаме европеец,

Для азиата, как бельмо в глазах.

Обозревая торгашей устало,

Прикрыв крутую лысину платком,

Тяжелою походкой феодала,

Шагает меж рядами базарком.

Гроза базара и его владыка,

Он собирает с торгашей калым.

Любой из них его боится крика

И каждый пресмыкается пред ним.

Здесь, несмотря на строгие запреты,

Звучат потоки непристойных слов.

Хаоса и мошны апологеты,

Для вас базар основа всех основ.

О, торжество продажи и наживы,

"Бумажек" хруст и перезвон монет.

Где люди недоверчивы и лживы,

Там равноправья и порядка нет.

Глядишь на это скопище людское

И поневоле думаешь о том,

Что трескотней, возней и пестротою,

Базар похож на сумасшедший дом.

Наверно, в этой оголтелой массе,

По воле этих или тех веков,

Переплетались племена и расы,

Симитов, массагетов, кипчаков.

Дурея от жары, как от гашиша,

Сквозь толчею глазастую бреду.

И запах дыни, груши и кишмиша,

Вдыхаю машинально, как в бреду.

Бренчит транзистор струнами дутара,

Неразбериха, суетня и мат.

Вот истина восточного базара,

Которым так гордится азиат.

ГОДЫ

Я говорю от имени свободы,

Мой голос - это голос доброты.

Припоминая прожитые годы,

Я вижу в них грядущего черты.

Вот это год безоблачного детства,

Мир торжества и счастья моего.

Не отыскать, наверное, мне средства,

Чтоб передать все радости его.

Год юности суровый и неясный,

Он переломным был в моей судьбе.

Шагая к свету по тропе опасной,

Его я нес, как ношу на себе.

Вот год успеха, год любви и мая,

А вот труда и вдохновенья год.

Я в эти годы, зла не замечая,

Не знал лишений и не знал невзгод.

А это вот тяжелый год неволи,

Жестокости и произвола гарь.

Терпел я оскорбления и боли,

Поверженный мятежник и бунтарь.

Расставлены ловушки, словно снасти,

Крадется по пятам моим беда.

И рвут меня, как хищники на части,

Моей тревожной зрелости года.

О, эти годы... пестрой чередою,

Они толпятся за моей спиной.

Лишенные рутины и застоя,

Сплоченные работой и борьбой.

В них отразилась суть моя живая,

Простая и открытая во всем.

О прожитых годах не забывая,

Я думаю о будущем своем.

Мне хочется в обыденности этой,

Где легкости и равновесья нет,

Гореть, летящей над землей кометой

И сквозь туман нести простора свет.

Припоминая прожитые годы,

И видя в них грядущего черты,

Я говорю от имени свободы,

Мой голос - это голос доброты.

ПЕСНЯ ПРО "РУСЫЕ КОСЫ"

В степи, где простор человеку бескрайний,

Где недра скрывают громады сокровищ,

Напоминая гигантских чудовищ

Ползли и урчали свирепо комбайны.

Кому, посудите, понравится это,

Суровое солнце, жестокое лето,

Земли под ногами - хрустящая корка,

Десятые сутки кипела уборка.

Десятые сутки, качаясь под грузом,

Опутав цепями протертые шины,

Скользя по зерну, как по гравию юзом,

Подобно циклопам ревели машины.

Бескрайние степи целинного края,

Как мне описать вас простыми словами.

За нами, под нами и перед нами

Шумел и гудел океан урожая.

Хлебая баланду, как воду из чашек,

Харкаясь от горьких и крепких затяжек,

Свой долг трудовой выполняя, как надо,

Трудилась ударная наша бригада.

Усталые, мы промокали от пота,

Мы даже ругались, мы ссорились даже,

А где-то у моря, наверное, кто-то,

Пил свежее пиво, валялся на пляже.

Минута, и начисто лопнет терпенье,

Усталые люди - не стадо баранов

И вот бригадир наш Серега Романов,

Почувствовал, кажется, наше смятенье.

Обычно, в часы и минуты такие,

Гремят, как приказы, слова непростые,

А он волевой и суровый как будто,

Про русые косы запел почему-то.

Рабочие люди, рабочего века,

Мы жить и дышать научились умело.

Есть доброе сердце в груди человека,

А доброе сердце для доброго дела.

И, слушая голос высокий Сережи,

Который летел и звенел над простором,

Не думалось, что неожиданно, хором,

Ее - эту песню, подхватим мы тоже.

Казалось, что нас не касалась усталость,

Казалось, мы просто повздорили малость,

Глядел виновато сосед на соседа,

Вот так, говорят, достается победа.

Вот так, говорят, улыбаются лица,

Куется характер в борьбе напряженной.

Комбайны, комбайны... Пшеница, пшеница...

И "русые косы" в степи покоренной.

О ЛЕНИНЕ И О СТАЛИНЕ.

Лысый и картавый,

Смуглый и рябой

Сделали отравой

Нашу жизнь с тобой.

* * *

Силы мрака и беды

Правят белым светом.

Коммунисты и жиды

Виноваты в этом.

* * *

О Господи, спаси ты наши души!

Повсюду в мире царствует обман.

В России вешают лапшу на уши,

В Узбекистане вешают лагман.